Мир тесен

воскресенье, 28 июля 2013 г.

Заложники ЦК.


Заложники Центрального Комитета

А теперь пришла пора поговорить о механизмах власти – которые в Советском Союзе были весьма и весьма специфичны. Есть такие понятия: «теневая власть», «серый кардинал». Возьмем, к примеру, демократию. Формально это власть народа, который голосованием избирает правителей. Но поскольку результаты голосования зависят от избирательных технологий, технологиями владеют профессионалы, а профессионалы работают за деньги… Короче говоря, кто за депутата платит, тот его и имеет. Субъект, который деньги дает, и есть «теневая власть» демократического государства.

В Советской России такой властью была партия – с той разницей, что это была «тень», которая способна затмить любое солнце. И, естественно, даже достаточно высокопоставленные большевики тут же постарались забыть слова «временно», «переходный период». Даже Дзержинский, уж на что входил в самую верхушку, уже в 1922 году открыто и откровенно ставил партию над государством. Однако ни в первой (1918 г.), ни во второй (1924 г.) «большевистских» конституциях о какой-либо роли партии в стране не говорится ни слова. Буквально: компьютер на команду найти в тексте слова: партия, ВКП(б), большевики, – отвечает: «искомый элемент не найден». Впервые о партии упоминается лишь в тексте 1936 года.
То есть по Основному закону партия власти не имела. Между тем реально страной управляла именно она. И еще как управляла – перла вперед, попросту отпихивая с дороги законную власть. Как же большевики решали это противоречие?

Очень просто. Ну, во-первых, народ о легитимности власти никогда не задумывается. Он явочным порядком признает ту власть, какая есть в стране, либо так же явочным порядком ее сбрасывает, но никогда в коллективном сознании не возникнет мысли соотнести эту власть с конституцией. Это еще зачем?
А для тех, кто задумывался, существовал простой и остроумный механизм осуществления этой власти: через партийное членство и партийную дисциплину. Возьмем, к примеру, Политбюро. Формально оно никакой роли в государстве не играло и играть не могло, власть его распространялась только на партию. Но, поскольку все мало-мальски заметные должностные лица были членами партии, то решения Политбюро являлись для них обязательными в порядке партийной дисциплины. Поэтому Политбюро, официально не руководя ничем, по факту руководило всем.

А вы думали, почему в партии так болезненно относились к фракционности? Потому что инакомыслие не нравилось? Да мысли ты, как хочешь, и болтай, сколько слов вылезет! Но представляете, что будет, если, допустим, в 1928 году ЦК решит проводить коллективизацию, при этом треть региональных властей решению подчинится, треть скажет: «А мы из фракции Пупкина, который считает, что надо брать за границей заем, реформу не проводить, а хлеб покупать», и еще одна треть заявит, что они из фракции Тяпкина, который полагает, что надо послать на село вооруженные отряды, землю отобрать, а крестьян согнать в трудовые лагеря. И что после этого начнется в стране?

Нет, с фракционностью боролись отнюдь не по причине инакомыслия, а из-за инакоделания, ибо всякая фракционность убивала жизненно необходимое любому делу единоначалие, а другого способа руководства страной, кроме как через партаппарат, у правительства не было. Поэтому и приходилось давить оппозицию всеми способами, от партийных дискуссий до арестов и ссылок. Когда ее задавили окончательно, процесс пошел вглубь: теперь все говорили одно и то же. И никто не знал, в какой момент это скрытое недовольство прорвется, когда и каким образом молчаливая оппозиция заявит о себе и сколько народу к ней примкнет…

Одним из основных противоречий Советского Союза было несовпадение основных принципов законной и «теневой» власти. Если государственная власть предполагает единоначалие и строится сверху вниз, то ВКП(б) была изначально организована по принципу коллегиальности и выстраивалась снизу вверх. Что это значит? Если кто думает, что Политбюро было фактическим правительством страны, то так оно и было. И если кто думает, что Сталин был лидером команды единомышленников, составлявших большинство Политбюро, и в этом качестве определял их работу, это тоже верно. Однако не стоит полагать, что Политбюро было высшим органом партии большевиков. Вот это как раз нет.

Высшим органом ВКП(б) был съезд. Впрочем, по причине многочисленности и большого числа представителей «низов» этим органом управлять нетрудно. Затем шел Центральный Комитет – а вот это уже совсем иная структура. Если пользоваться нынешними аналогиями, это что-то вроде Совета Федерации, но с правом принятия любых решений, смены правительства и президента. Туда входили региональные руководители, министры, высокопоставленные военные и прочие власть имеющие фигуры плюс некоторое количество «старых революционеров». Юрий Жуков называет ЦК «широким руководством». Обычно широкое руководство пело ту же мелодию, что и «узкое», то есть сталинская команда в Политбюро – но для этого последнее не должно было вести политику откровенно вразрез с настроениями «широкого руководства». Иначе существовала возможность очень хорошо нарваться, вплоть до переизбрания, поскольку состав Политбюро определял также ЦК.

Еще раз: Центральный Комитет на своих пленумах формировал Политбюро. Состав этого органа определялся Центральным Комитетом. И, наконец, Сталин. Уже начиная с конца 20-х годов во всем мире его считали главой СССР. Фактически он таковым и был. Но занятно то, что формально Сталин власти вообще не имел. Никакой. Даже в Политбюро – один из десятка равноправных членов, даже в ЦК – один из четырех секретарей, и только. Невероятная пикантность его положения в то время состояла в том, что этот человек, выполнявший функции «царя» в российской знаковой триаде и признанный всем миром глава государства, был всего лишь неформальным лидером. В государственных структурах, вплоть до 1941 года, он был никто, и звать его было никак.

Но ведь даже в Политбюро он абсолютной власти не имел. Вопросы там решались голосованием. Напомним еще раз слова наркома Бенедиктова:

«Вопреки распространенному мнению, все вопросы в те годы… решались в Политбюро коллегиально. На самих заседаниях Политбюро часто разгорались споры, дискуссии, высказывались различные, зачастую противоположные мнения в рамках, естественно, краеугольных партийных установок. Безгласного и безропотного единодушия не было – Сталин и его соратники этого терпеть не могли. Говорю это с полным основанием, поскольку присутствовал на заседаниях Политбюро много раз… В конце 30-х гг. коллегиальность в работе Политбюро проявлялась достаточно четко: бывали случаи, правда, довольно редкие, когда Сталин при голосовании оказывался в меньшинстве». (Как, кстати, он остался в меньшинстве в вопросе о приговорах подсудимым «шахтинского» процесса. Он был против смертной казни, но его противники, как выразился Бухарин, «голоснули» и добились расстрела.)

Еще раз: все вопросы в Политбюро решались голосованием. Ну и как, спрашивается, мог «вождь народов» запугать своих соратников до потери человеческого облика, если любой пленум ЦК мог избрать такой состав Политбюро, который пресек бы на корню любые его действия?

В общем-то, вся власть Сталина держалась на хитром маневрировании и на том, что большинство в Политбюро составляли все-таки члены его команды. Но ведь любой пленум ЦК мог это соотношение изменить. И что тогда? Тогда «вождю народов» оставалось только одно: устраивать государственный переворот. На таком вот зыбком основании покоилась «безграничная» сталинская власть вплоть до мая 1941 года, когда он стал председателем Совнаркома, получив наконец власть, формально не зависящую от партийных функционеров (хотя и в Верховном Совете сидели все те же персоны). И, кстати, отсюда вытекает, что культ личности, изрядно раздражавший Иосифа Джугашвили, Сталину был необходим. Культ обеспечивал ему ту единственную опору, которую он мог получить – поддержку низов общества, – если все-таки дойдет до открытого конфликта.

К 1937 году в верхах Советского Союза установилось определенное равновесие. Как бы ни относился к Сталину Центральный Комитет, выступить открыто против него он не мог. Вождю достаточно было «обратиться к народу» – к тем же партийным «низам», и членам ЦК мало бы не показалось. Сталина можно было либо убить… и брать на себя управление страной в условиях надвигающейся войны, либо принимать какие-то меры, не трогая персональный состав Политбюро.

Но и Сталин не мог выступить открыто против «партийных баронов». Просто потому, что они-то имели право его снять, хотя бы формально, а он с ними вообще ничего сделать не мог. Ибо партийная структура строилась «снизу вверх». Любой из региональных секретарей избирался на пленуме обкома, делегаты которого, в свою очередь, на пленуме райкома и т.д. Эти «выборные линии» начинались в первичках, ну, а первички избирали того, кого укажут сверху. Из Москвы? Нет, из райкома. Райком выполнял указания обкома. А обком – первого секретаря, который был совсем не дурак делиться властью с Москвой. Нет, конечно, кандидатуры секретарей обкомов спускались из столицы, но лишь те, которые устраивали эту повязанную друг с другом мафию партсекретарей. Время от времени их перемещали по горизонтали, но и только. Имелись и среди хозяев регионов сталинцы: Киров, сменивший его Жданов, Берия – но их было мало.

О том, что реально представлял собой первый секретарь в сильном регионе, говорит один маленький фактик. Чтобы арестовать Косиора, пришлось провести хитрую интригу. Сначала его забрали в Москву, на повышение, сделав ни больше ни меньше как председателем комиссии партийного контроля, и лишь оторвав от привычного окружения, смогли арестовать. Так что ситуация к середине 30-х годов сложилась патовая: при полной психологической и прочей несовместимости ни Сталин с регионалами, ни регионалы с ним ничего сделать не могли.

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.